Василий Стенькин - Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести]
Григорий остался вне подозрений. Жил дома, занимался хозяйством. Только на исходе третьего месяца, в середине ноября его опять позвали на нелегальное собрание. Теперь выступал стройный голубоглазый юноша с русыми вьющимися волосами в потрепанной юнкерской шинели на плечах.
— Кто это? — шепотом спросил Григорий у Ивана Афанасьева, сидевшего рядом с ним.
— Новый учитель Сергей Тарасов...
Это был Сергей Юльевич Широких-Полянский, революционер, недавно бежавший из Читы, ловко обманув семеновскую контрразведку. Он под видом учителя прибыл в Бичуру по поручению Прибайкальского подпольного комитета РКП(б). Местные коммунисты знали его по партийной кличке. Подпольный комитет большевиков, говорил Тарасов, призывает народ к восстанию. Начать его должны села Десятниково, Мухоршибирь и Бичура.
VIГригорий не мог дождаться конца собрания. Его колотила дрожь. «Вот он центр, вот он, — лихорадочно повторял он в какой уж раз. — Доподлинно надо разнюхать все. Главное — план и сроки вызнать».
Домой вернулся позднее обыкновенного, и Евлампия, встревоженная мужниными отлучками, сильно подозревая, что затеял ее Гриша что-то против властей, слезно запричитала:
— Ой, не лез бы ты в пекло. Боюсь я за тебя, Гришенька... Нынче вон курица петухом пела. Не было бы беды...
Григорий тяжело сел на лавку, невидяще взглянул на жену:
— Погоди, мать, большое дело наклевывается. Все ладно будет, не печалься. Бог не выдаст — свинья не съест.
За неделю до выступления Тарасов сообщил: срок восстания назначен на девятнадцатое декабря. Обезоружив местную милицию, повстанцы идут на Окино-Ключи и далее на Троицкосавск, где томятся в белогвардейских застенках полторы тысячи революционных бойцов.
И снова Григорий Афанасьев заседлал жеребца и с места погнал наметом. «Загоню — не беда. За такие вести, — думал он, — атаман косяка лошадей не пожалеет».
Семенов совещался, и Григорию пришлось ждать больше двух часов. Новый адъютант, не знавший Афанасьева, выпроводил его из приемной в коридор. Григория это обидело, но адъютант поступил правильно, по уставу, и он подавил в себе обиду.
Семенов был взбешен развивающимися событиями. Самые жестокие репрессии не заставили умолкнуть большевистских агитаторов. До контрразведки доходят какие-то глухие отзвуки нарастающего гула, но откуда он идет, никто толком не может понять.
Отпустив офицеров, Семенов нервно шагал из угла в угол.
— Ваше превосходительство, — доложил адъютант, войдя без стука, — к вам настойчиво просится крестьянин Афанасьев.
— Афанасьев? — переспросил Семенов, прикрыв глаза ладонью. — Какой Афанасьев?
— Говорит, был вестовым вашего превосходительства.
— А, Григорий! Пропусти, пропусти.
Выслушав Григория, атаман долго молчал, шагал по кабинету, поскрипывая начищенными до лакового блеска сапогами.
Григорий не сводил с него глаз. «Постарели, ваше превосходительство, — сочувственно размышлял он. — Лицо-то вон какое бледное, опухшее и цвет землистый, как у покойника. Таким ли вы были, ваше превосходительство. Орел орлом!»
— Девятнадцатого... — проговорил наконец Семенов. — Девятнадцатого... Оттуда — японцы, отсюда — мы. Разом ударить и навсегда покончить со смутьянами... Девятнадцатого. Успеем...
Атаман достал из сейфа небольшую пачку сотенных и молча протянул Григорию. Вяло обнял его, так же без энтузиазма поблагодарил: «Спасибо, Григорий, уезжай с богом» — и отвернулся к окну.
Атаман распорядился так: за счет ближних, благополучных сел подбросить подкрепление бичурской милиции; капитану Атраховичу выехать в Бичуру и сформировать из верных крестьян отряд самообороны; главарей большевистского движения не трогать до прихода войск, дабы не вызвать преждевременного пожара, к ликвидации которого недостаточно подготовлены; перебросить туда два батальона войск, численностью не менее четырехсот штыков и сабель; просить японское командование направить в Бичуру союзные войска. Повстанцы намечают в случае удачи повести наступление на Окино-Ключи. Подтянуть туда из Троицкосавска отряд в триста пятьдесят сабель и двести штыков.
На одном из последних собраний среди повстанцев вспыхнул жаркий спор. Горячие головы стояли за то, чтобы в назначенный срок, девятнадцатого декабря, поднять людей. Другие, более осторожные, считали выступление в этот день безумием: милиция получила большое подкрепление и сумеет быстро подавить восстание. Они говорили, что следует подтянуть к селу вооруженные партизанские силы из других сел.
Выступление отложили до прибытия подкрепления. Григорий был рад такому решению: японцы подоспеют наверняка.
В дни перед восстанием Григорий старался как можно меньше показываться на людях. Но отсидеться, спрятаться от гула растревоженного села ему все-таки не удалось. Однажды, тяжело отбухав в тесовые ворота и до смерти перепугав Евлампию, во дворе появился сосед Иван.
— Ты, паря, пошто затерялся. Али не слышал, как все повернулось? — радостно доложил он, вытирая рукавом стеганки потное лицо. — Милиция разбеглась. Поручик Гутовский и капитан Астрахович пойманы и теперь у нас в штабе...
— Бери бердану, пошли, — заторопил он Григория. — Выступаем на Окино-Ключи...
Евлампия заголосила, запричитала, будто по покойнику, кинулась на шею. Григорий устыдился и ушел с Иваном. Какая власть ни победит, а ему до конца дней своих жить с односельчанами, в предателях да трусах ходить — тоже не больно сладко.
Бой за Окино-Ключи был жарким. В течение трех дней село несколько раз переходило из руки в руки. Был смертельно ранен в голову Иван Афанасьев, командовавший объединенным партизанским отрядом.
Когда батальон карателей был разбит и открылся путь на Троицкосавск, поступили тревожные сведения о том, что со стороны Петровского Завода идут на Бичуру около четырехсот семеновцев и вдвое больше японцев. И вместо того, чтобы наступать на юго-запад, на выручку товарищей, томящихся в белогвардейских застенках, партизаны повернули на север, откуда нависла страшная угроза.
А в это самое время войсковой старшина Львов во исполнение полученных сверку указаний отдал приказ № 14 от 1 января 1920 года. «Приказываю, — говорилось в том зловещем документе, — содержащихся в тюрьме арестованных передавать в распоряжение сотника Соломахи по его требованию». В течение десяти дней полковник Сысоев, сотник Соломаха и их подручные перебили и зарубили почти полторы тысячи отважных бойцов революции.
Первая стычка с японцами на Заганском хребте не принесла победы партизанам. Численно превосходящий противник имел орудия и пулеметы, а защитники освобожденной Бичуры были вооружены берданами, охотничьими ружьями да самодельными пиками.
